Уроки Первой чеченской кампании

Георгии Александрович Скипский – канд. ист. наук, преподаватель Екатеринбургского филиала Академии государственной противопожарной службы МЧС РФ, майор внутренней службы (г. Екатеринбург). Принимал участие в боевых действиях в Чеченской республике в составе 324-го мотострелкового полка в должности заместителя коман-дира 3-н минометной батареи по работе с личным составом в период с 21 января по 10 мая 1995 г.

Российская история неоднократно доказывала, что ее уроки начитают учитываться только после неоднократного повторения ошибок, допущенных предшественниками. Такой же казус произошел и с Первой чеченской кампанией, хотя. казалось бы, наша страна уже имела горький опыт войны в Афганистане, а наши деды оплатили его слишком дорогой ценой на полях Великой Отечественной.

Несомненно, что, принимая решение о вводе российских войск в Чеченскую республику, высшее военное и политическое руководство страны не осознавало последствий этого шага. Более того, который раз возобладало шапкозакидательское настроение. Военная сторона операции вообще не была толком спланирована. Подтверждением тому может стать, следующий пример: в первый период кампании, который условно можно определить хронологическими рамками: декабрь 1994 г. – март 1995 г., снабжение федеральной группировки в республике происходило в большей мере методом самообеспечения. Это означало, что большую часть продуктов питания военнослужащие часто получали не на полевых кухнях, а в результате реквизиций у местного населения. Качество питания в первые дни было ниже всякой критики. При совершении марша в 324-м полку бойцу в сутки полагалась банка консервированной перловой каши с мясом (точнее, с намеком на присутствие такового) и треть буханки мороженого хлеба. Недостаток продуктов питания компенсировался за счет запасов населения, заготовленных на зиму и брошенных в домах при бегстве чеченцев равнинных аулов в горные районы, где боевые действия развернулись только в мае 1995 г.

Можно привести и другой пример. Странным кажется применение для войсковой операции частей со всех военных округов, если исходить из использования фактора внезапности. Приведение частей Северо-Кавказского военного округа в полную боевую готовность и их передислокация к границам Чеченской республики могли быть проведены в более краткие сроки, чем переброска воинских эшелонов с Урала или Забайкалья. Можно, конечно, возразить на это тем, что факты перевозки воинских эшелонов с техникой и личным составом остались бы неизвестны Д. Дудаеву, но такая позиция становилась похожей на страусиную, если исходить из современных возможностей ведения разведки, а также хорошей осведомленности чеченского руководства о планах Кремля. Когда наш эшелон стоял на запасных путях недалеко от г. Минеральные Воды, постовой предупредительными выстрелами пресек попытку приблизиться к нему группы подозрительных лиц, которые в ночное время бродили вокруг эшелона, находившегося достаточно далеко от города. То есть еще до прибытия нашего эшелона к месту разгрузки о нем уже имелась информация у дудаевских осведомителей. Ночью 21 января 1995 г., при разгрузке эшелона на станции Терек (республика Северная Осетия), нас обстреляли, в результате чего один из солдат получил ранение в ногу. Так гостеприимно нас встретил Северный Кавказ а первый день пребывания.

22 января 1995 г. подразделения 324-го полка выстроились в походную колонну, совершили марш через Терский хребет и расположились недалеко от села Толстой-Юрт, что примерно в 20 км от г. Грозный. В отличие от 276-го мотострелкового полка, который после выгрузки техники и длительного марша сразу был брошен на штурм Грозного, нашему полку была дана неделя на проведение боевого слаживания, чтобы избежать больших потерь, какие понесли наши земляки из 276-го полка н Грозном. Это действительно дало положительные результаты, как оказалось впоследствии. Действительно, если бы нас так же бросили в бой, как и 276-й полк, то потери были бы еще больше, чем в нем. Дело в том, что для укомплектования 276-го полка офицеров командировали со всей 34-й мотострелковой дивизии, поэтому они хотя бы визуально знали друг друга и своих солдат, 324-й полк был сформирован следующим образом: почти полностью, за исключением 4 человек, оставшихся в постоянном составе полка на начало 1995 г., офицерский состав был укомплектован за счет частей гарнизонов Екатеринбурга, Верхней Пышмы, Елани, Чебаркуля – т.е. почти со всего Уральского военного округа. В качестве пополнения, из Забайкальского военного округа были высланы транспортные самолеты с рядовым и частично офицерским составом из гарнизона Гусиноозерска. Таким образом, офицеры 324-го полка первое время не знали в лицо даже друг друга, не говоря уже про своих подчиненных солдат, с которыми им вскоре предстояло идти в бой.

Боевые действия в начальный период кампании показали, что система управления войсками для выполнения боевых задач совсем не подходит для военно-политической обстановки, сложившейся в Чеченской республике. Для выполнения элементарного маневра или решения ближайшей тактической задачи требовалось согласование действий на уровне, как минимум, штаба объединенной группировки федеральных сил в республике. В то же время, боевики крайне редко вводили в бой силы крупнее роты или батальона, что делало их действия весьма непредсказуемыми для российских войск, затрудняло наблюдение, не говоря уже о возможности проведения разведки.

Излюбленным приемом чеченских боевиков стало применение мелких групп, обычно в составе пулеметчика, снайпера и гранатометчика. Гранатометчик поражал бронированную технику, снайпер – офицеров, а пулеметчик создавал огневой заслон для организованного выхода тройки из зоны ответного огня российских подразделений. Такая тактика применялась сепаратистами не только в Грозном, но и в столкновениями с федеральными силами в полевых условиях, и в частности в ходе наступления 1-го и 3-го мотострелковых батальонов 324-го полка в середине марта 1995 г. в районе населенных пунктов Чечен-Аул и Старые Атаги, о чем более подробно будет сказано позже.

В сложившихся условиях успешный исход боя для российских войск достигался только в том случае, если командир части или подразделения брал ответственность на себя и принимал решение, исходя из непосредственной обстановки, которая менялась значительно быстрее, чем на нее могли отреагировать в штабе объединенной группировки. Наиболее ярким примером стало выдвижение полка в район поселков Гикаловский и Чечен-Аул, начавшееся утром 3 февраля 1995 г. из района Примыкания (восточная окраина г. Грозный). Его цель заключалась в полном блокировании г. Грозный с юга, где до указанного времени, начиная с момента штурма чеченской столицы, действовал так называемый зеленый коридор, по которому из города должны были эвакуироваться мирные жители. На самом деле, этот коридор был использован для того, чтобы подпитывать боевиков в Грозном пополнением, боеприпасами, продовольствием, эвакуировать раненых на секретные базы в высокогорных районах.

Данный коридор образовался еще и потому, что возникла парадоксальная с точки зрения военного искусства картина. Федеральные войска, окружавшие город в первые месяцы, не имели численного превосходства над боевиками, количество которых на начало боевых действий в республике составило около 35 тыс. человек (из них примерно 15 тыс. составляла так называемая президентская гвардия, остальные входили в состав местного ополчения), в то время как объединенная группировка федеральных войск насчитывала примерно 18,5 тыс. человек (данные о численности противоборствующих сторон заимствованы мной из военной прессы того периода, а также материалов военно-практической конференции, проходившей в ноябре 1995 г. в Екатеринбурге, организованной штабом Уральского военного округа для обобщения полученного опыта). При таком соотношении сил было не удивительно, что Грозный оказался только частично блокирован федеральной группировкой, а бои за город продолжались почти два месяца.

Получив приказ на захват и удержание населенного пункта Гикаловский, командир 324-го полка подполковник А.В.Сидоров организовал выдвижение по обходной дороге, идущей вдоль юго-восточных окраин Грозного, через пригородные районы – Нефтепромыслы и Черноречье. Не доходя до Черноречья, наша колонна, шедшая в авангарде, неожиданно свернула с трассы в зону лесопосадок и, прижимаясь к подошвам господствующих высот, начала извилистой змеей вползать в зеленку. Когда колонна прошла не более 2 км., ее обстреляли из минометов. Мины падали на достаточно большом удалении, что позволяло наблюдать траекторию их полета и не опасаться поражения осколками (разлет осколков минометной мины достигает 200 м в радиусе). Это означало, что нашу колонну боевики заметили слишком поздно, поэтому их огонь оказался неприцельным. Наш передовой отряд в составе мотострелковой роты и двух минометных расчетов, а также танкового взвода на скорости прошел Черноречье, по пути сметая немногочисленные пикеты боевиков, и устремился по шоссе к поселку Гикаловский, между которым и окраинами Грозного мы не встретили никакого серьезного сопротивления. Когда наш авангард ворвался в Гикаловский, его никто не ожидал. Боевики так поспешно разбежались, что побросали все имущество и документы. Во дворе здания стояли котлы, в которых еще дымился горячий плов. Бойцы, осматривая здание племенного совхоза, где располагался штаб боевиков, нашли списки личного состава отряда полевого командира Исы Мадаева, в зоне ответственности которого находились южные окраины Грозного (у каждого полевого командира был свой заранее закрепленный сектор ответственности, что позволяло весьма оперативно реагировать на перемещения федеральных войск и устраивать против них засады). В качестве трофеев минометчиков стал штабной фургон на базе ГАЗ-66, а также несколько комплектов полевой камуфлированной формы, стилизованной под горский национальный костюм. Несколько боевиков были взяты в плен и после короткого обыска и допроса расстреляны. Отправлять их в тыл не имело смысла, поскольку такового у нас не было.

После прорыва 3-го батальона через Черноречье боевики организовали более плотный огневой заслон, в результате чего не все подразделения 324-го полка смогли без потерь проскочить зеленку. В нашей минометной батарее в результате обстрела была подбита замыкавшая колону машина, груженная различным полевым имуществом. Останки машины пришлось везти на буксире, прицепив ее тросом к БМП.

В дальнейшем пришлось 5 раз составлять акт на списание машины и находящегося в ней имущества. Это лишний раз подтверждало, что бюрократизм в российской армии процветает даже во время боевых действий, когда исход дела решает не документ, а реальные действия людей. Нам же было оказано такое доверие, что получалось, будто мы чуть ли не продали машину с имуществом тем же боевикам. Хотя факты продажи оружия, техники и боеприпасов имели место в ходе первой чеченской кампании, но сам я и мои товарищи о таких фактах информацией не располагали. Приходилось многократно подтверждать факт утраты имущества, хотя в то же время из Грозного, когда было восстановлено железнодорожное сообщение, не без ведома высокого начальства, загружались целые платформы с машинами-иномарками, бытовой техникой, мебелью, награбленной в брошенных домах и в Грозном, и в других населенных пунктах Чечни. Как говорится, кому война, а кому мать родна.

Полк морской пехоты, который должен был следовать за 324-м полком, натолкнувшись на плотный огонь боевиков, тоже не смог поддержать действия прорвавшегося к Гикаловскому нашего батальона. В результате, к вечеру 3 февраля мы оказались почти в полном окружении. Следует сказать, что если бы подполковник А.В.Сидоров принял решение следовать походной колонной строго по указанному маршруту, то полк понес бы огромные потери, а автор этих строк вряд ли смог бы их написать.

Опомнившись от первого потрясения, боевики начали стягивать свои силы к поселку Чечен-Аул, находящемуся в 3 км от Гикаловского, и оттуда стали тревожить нас, совершая периодические обстрелы, не давая спокойно окопаться и перевести дух. Так прошла вся ночь. В 5 часов утра 4 февраля 1995 г. бой разгорелся с новой силой. Сначала боевики, прикрываясь густой пеленой тумана, вышли по зарослям карагача и по руслу арыка в тыл позиций танкового взвода, находившегося на перекрестке трассы Ростов-на-Дону – Баку и шоссе Грозный – Дуба-Юрт, и почти в упор расстреляли из гранатометов два танка, а затем быстро скрылись по тому же пути, что и пришли. Гибель танков и их экипажей стала следствием того, что ночью танки оказались без прикрытия мотострелков, которых передислоцировали в тыл, по приказу командира полка для прикрытия штаба со стороны Урус-Мартана. Боевики стреляли точно в верхнюю часть башни, где находятся боеприпасы, поэтому взрывы были такой силы, что башню одного из танков унесло в сторону на несколько десятков метров. Куски брони от другого танка просвистели над головами бойцов минометных расчетов, один из которых вонзился в бруствер окопа, где находилось управление батареи. Командир батареи капитан В.Ю.Арбузов взял его и, несмотря на свист пролетавших над нашими головами пуль, пошел и показал его своим бойцам, выдвинув тем самым весомый аргумент для того, чтобы те отрывали окопы в полный рост, а не такие, которые были отрыты к утру – максимум для того, чтобы укрываться в них сидя от пуль и осколков. Стоя под пулями на бруствере окопа, он, заглушая шум выстрелов, использовал подходящую для данной обстановки лексику, тем самым вселяя в бойцов осознание необходимости выполнения своего воинского долга.

Атаки боевиков на позиции 3-го батальона продолжались в течение 7 часов. Их направление постоянно менялось, поскольку противник достаточно грамотно искал слабое место в нашей обороне. Оно было найдено со стороны Урус-Мартана, старейшины которого во время начала первой чеченской кампании заявили о нейтралитете при условии, что федеральные войска не будут входить в поселок. Между Урус-Мартаном и Гикаловским местность достаточно ровная, почти плоское поле с небольшими возвышенностями. На нем боевики развернулись в цепь и двинулись прямо на позиции минометной батареи, которая находилась во втором эшелоне опорного пункта обороны батальона. Для отражения атаки пришлось временно прекратить огневую поддержку мотострелков, сдерживавших натиск противника со стороны Чечен-Аула и Дуба-Юрта, и перенести огонь на наступавшие цепи, которые шли не пригибаясь, прямо как в фильме Чапаев. Окопы для минометов бойцы кое-как отрыли еще ночью, но для себя уже не успели, поэтому вести огонь из автоматов в полном составе не смогли бы, не обрекая себя на верную смерть.

Несколько залпов прямой наводкой приостановили продвижение боевиков примерно в 500 м от огневых позиций минометчиков. За время заминки на выручку минометчикам подошел взвод мотострелков на БМП-1 и совместным огнем с батареей рассеял боевые порядки дудаевцев. Попытки боевиков прорваться вглубь нашей обороны на машинах пресекались перекрестным огнем из 7,62-мм пулеметов, установленных на БМП. Одна из этих машин все же прорвалась сквозь огневой заслон достаточно близко, но метрах в ста от нас ее все же подожгли. Я видел, как из нее выскакивали объятые пламенем боевики, которых тут же добивали очереди наших пулеметчиков.

После того, как сорвалась атака со стороны Урус-Мартана, боевики, рассредоточив свои силы, попытались ударить одновременно с трех сторон. Мотострелки очень сильно нуждались в нашем огневом заслоне, поэтому орудия на минометной батарее были распределены по два на каждое направление, а их огнем руководили офицеры, опасаясь, что неопытные наводчики при ведении огня прямой наводкой накроют позиции своих же товарищей. В этот момент оказалось, что боеприпасы к минометам стали быстро иссякать, поэтому нужно было срочно подогнать машину с минами, которая находилась позади здания штаба полка, связь с которым была утрачена. Капитан В.Ю.Арбузов отправил меня для выполнения этого задания. Честно говоря, очень страшно было вылезать из окопа под пули. Но приказ нужно было выполнять, ведь без боеприпасов мы не смогли бы оказать должной поддержки пехоте. В перспективе была перспектива вступить в бой с отъявленными головорезами, получившими боевой опыт еще в Абхазии, в то время как наши бойцы едва владели своими АКСУ-74, пригодными только для ближнего боя (после боя выяснилось, что против нас был брошен хорошо известный абхазский батальон, сформированный еще в 1993 г. Басаевым).

Перебежав через открытое пространство и укрывшись за бетонным забором, мне удалось достаточно быстро найти машину с минами, передать в штаб наши новые радиопозывные (боевики заглушили частоты, на которых до утра поддерживалась связь со штабом) и отправиться назад, указывая дорогу водителю нагруженного минами Урала, который очень боялся выезжать на открытую местность. Пришлось идти пешком впереди машины, чтобы показать водителю, что не так страшен черт, как его малюют. Кроме того, чувство страха за своих товарищей перебороло собственный инстинкт самосохранения. Боеприпасы пришлись как нельзя кстати, и совместно с комбатом мы быстро организовали их разгрузку, хотя лишь одно удачное попадание пули в наконечник мины могло отправить всю батарею к Аллаху.

Получив достойный отпор от 18-19-летних мальчишек, от которых матерые боевики не ожидали такой прыти, последние прекратили дальнейшие попытки атаковать нас в лоб и отошли к Чечен-Аулу, который на долгие полтора месяца стал головной болью всего 324-го полка. Результаты боя были достаточно удручающими. Наш батальон потерял убитыми 18 человек, 50 получили различные ранения. Танковая рота потеряла 5 машин, которые были подбиты в основном в первые минуты боя. Остальные танки удалось спасти, отведя их на запасные позиции позади мотострелков, принявших на себя основную тяжесть удара. Боевики потеряли убитыми около 50 человек. Количество раненых уточнить не удалось, поскольку их всех боевики унесли с собой, а после отражения последней атаки командир полка преследование отходящего противника не организовал, поскольку опасался больших потерь и возможности попасть в засаду.

Еще два дня и три ночи продолжался огневой бой, но обе стороны так и не решились перейти к более решительным действиям. 6 февраля 1995 г. со стороны Черноречья прорыв совершили подразделения 1-го батальона 324-го полка при поддержке морских пехотинцев, в результате наше окружение было снято, а Грозный окончательно блокирован. Несколько дней спустя, слушая радиоприемник, мы узнали, что радио Би-би-си передало сообщение о том, что в Чечню введен уральский особый карательный полк. Поскольку информацию о войне в Чечне западные СМИ получали в основном с помощью сепаратистов, это была достаточно высокая оценка боеспособности нашего полка. В дальнейшем, как выяснилось в ходе переговоров со старейшинами близлежащих поселков, боевики окрестили нас рыжими псами за то, что наш полк прочно удерживал занятые позиции и не позволял никому свободно перемещаться в пределах дальности полета мины (она составляет 7201 м). Кроме того, многие офицеры в полку отпустили бороды, которые на солнце приобрели рыжий оттенок. Еще раз подтвердилась прописная истина, что на Востоке всегда уважали силу. Когда в конце февраля 1995 г. южнее нашего полка расположились подразделения 503-го мотострелкового полка из Московского военного округа, с ними боевики вообще ни в какие переговоры не вступали, а просто, давая небольшую взятку (бутылка водки, блок сигарет), проезжали через их позиции в нужном направлении. Подобное в нашем полку было немыслимо.

В течение полутора месяцев, начиная с выхода подразделений 324-го полка к поселку Гикаловский, боевики вели изнурительные ночные бои. Каждый день с заходом солнца и до глубокой ночи, как по расписанию, наши позиции подвергались обстрелу и совершались вылазки на передний край обороны. Это делалось для того, чтобы обеспечить переброску боеприпасов, оружия и пополнения в осажденный Грозный. Минометчики без работы не сидели. Часто приходилось одновременно обрабатывать зеленку перед позициями мотострелков, чтобы выкурить из нее снайперов и сопровождавшие их группы огневого сопровождения. В то же время приходилось устраивать огневой заслон на проселочных дорогах, по которым боевики провозили машины с боеприпасами и другим имуществом для своих подельников в Грозном. Для обнаружения противника батарея периодически освещала местность на переднем крае осветительными минами.

В результате рейдов в тыл противника разведгруппы Кяхтинского спецназа удалось обнаружить два полевых лагеря боевиков, которые были уничтожены в результате огневых налетов нашей батареи. Огонь минометчиков ювелирно корректировал командир взвода управления старший лейтенант В.Г.Бедненко, который через каждую ночь выходил вместе со спецназовцами на поиск. В результате этих налетов боевики потеряли убитыми около 110 человек (сведения были получены в результате утреннего осмотра мест бывших лагерей боевиков). Поскольку переговоры по рации прослушивались противником, мы использовали терминологию из романов Фенимора Купера про индейцев Северной Америки. В частности, место расположения разведгруппы и нашего корректировщика было обозначено как вигвам. Сам В.Г.Бедненко имел позывной Глаз, командир батареи капитан В.Ю.Арбузов – Чингачгук, а автор этих слов – Говорящая шапка (потому что, когда я командовал огнем батареи во время боя у Гикаловского, то едва высовывался из окопа, чтобы не получить пулю чеченского снайпера).

Несмотря на резко изменившуюся тактическую обстановку, особенно после того, как в начале марта 1995 г. и Грозном были подавлены все основные очаги сопротивления, дудаевцы получили передышку, как минимум, в две недели, поскольку с 1 марта было объявлено перемирие. Пока оно длилось, у нас под носом боевики соорудили хорошо укрепленный и оснащенный в инженерном плане опорный пункт, который прикрыл подходы к единственному стационарному мосту через реку Аргун, находящемуся посередине между поселками Чечен-Аул и Старые Атаги.

Примеры, приведенные выше, наводят па мысль о том, что перенос боевых действий из равнинных районов Чечни в горные намеренно затягивался, поскольку при должном уровне организации операции по восстановлению конституционного порядка такое было вполне возможно еще в феврале 1995 г., после того как был окончательно блокирован г. Грозный. Пока в горах не сошел снег, и леса в предгорной части Чечни не оделись зеленой листвой, отряды боевиков находились под угрозой ракетно-бомбовых ударов с воздуха, а их коммуникации были ограничены лишь долинами рек и ущельями, в то время как на горные и лесные тропы могли обрушиться снежные лавины и заносы. Данное обстоятельство было учтено лишь во второй чеченской кампании, но это не является предметом нашего разговора. Намеренное затягивание войсковых операций весной 1995 г., происходившее в виде мораториев на применение тяжелого вооружения и техники, введения частых перемирий, позволяло боевикам перегруппировать свои силы, пополнить запасы продовольствия, топлива и боеприпасов, наконец, восстановить силы и подлечить раны, полученные в ожесточенных боях в зимние месяцы войны.

Более того, перемирия только провоцировали боевую активность сепаратистов и способствовали развертыванию партизанской войны против федеральных войск даже в тех районах, где местное население не оказало сильного сопротивления в первый период кампании. Одним из примеров такой провокации стал артиллерийский обстрел позиций 3-й минометной батареи и штаба 324-го мотострелкового полка, произошедший 2 марта 1995 г., в поселке Гикаловский, расположенном в 12 км южнее г. Грозный. Обстрелу предшествовало появление машины с эмблемами и флагом СБСЕ на перекрестке трассы Ростов-на-Дону – Баку и шоссе Грозный – Дуба-Юрт. На этом перекрестке, после того как 28 февраля 1995 г. было объявлено перемирие, 1 марта 1995 г. состоялся обмен пленных российских военнослужащих на тела погибших боевиков. Поскольку огневые позиции 3-й минометной батареи и штаб 324-го мотострелкового полка находились в пределах прямой видимости от перекрестка, участники переговоров с чеченской стороны имели возможность достаточно точно определить координаты указанных подразделений. На следующий день, 2 марта 1995 г., во время обеда (боевики досконально изучили распорядок дня в полку), когда один из двух огневых взводов 3-й минометной батареи отправился в полевую баню, расположенную позади здания правления племенного совхоза Гикаловский, а другой взвод готовился к приему пищи, раздался пронзительный свист, и вскоре перед моими глазами примерно в 150 м от позиций батареи и в 100 м от здания штаба произошел разрыв артиллерийского снаряда (позднее оказалось, что это стреляла 76-мм зенитная пушка). Спустя всего несколько секунд раздался взрыв второго снаряда. На этот раз он произошел почти у здания штаба. Затем последовал третий взрыв. Он произошел позади позиций батареи с перелетом примерно 50 – 70 м. Первое замешательство прошло, и офицеры, оставшиеся на огневой позиции, организовали артиллерийскую дуэль. Обедавшие солдаты бросились сначала в свои укрытия, а затем по команде открыли ответный огонь из 120-мм минометов.

Проблема заключалась в том, что мы стреляли с закрытых позиций (между нами и противником находились заросли кустарников и лесопосадки), поэтому взвод нуждался в корректировке огня. Примерно минута была потеряна на то, чтобы выйти на связь со штабом 3-го мотострелкового батальона и уточнить хотя бы квадрат, по которому можно было нанести удар. После нескольких залпов трех минометов, сопровождавшихся корректировкой по радиосвязи с передовых позиции 3-го мотострелкового батальона, обстрел наших позиций прекратился. Но самое интересное, что сразу после окончания перестрелки по полевому телефону позвонили из штаба полка и грозно поинтересовались, кто открыл ответный огонь. И это вместо того, чтобы задействовать наблюдателей, которые обычно находились на чердаке здания штаба и могли провести более точную корректировку огня минометчиков, нежели с позиций мотострелкового батальона, находившихся посреди зарослей кустарников и лесопосадок, затруднявших наблюдение за противником.

Таким образом, получалось, что по позициям федеральных войск стрелять во время перемирия боевикам можно, а федералам отвечать на них было нельзя. Получалась какая-то странная игра в поддавки.

Для предотвращения дальнейших обстрелов наших позиций силами группы спецназа из г. Кяхта (Забайкальский военный округ), приданной 324-му полку, была проведена разведка предместий села Чечен-Аул, в ходе которой обнаружена замаскированная огневая позиция, а также подвал дома, в котором боевики прятали 76-мм орудие и боеприпасы к нему. Координаты вскоре были переданы на минометную батарею, и 1-й огневой взвод (он быстрее изготавливался к бою, чем 2-й) заранее направил свои орудия на заданную цель. 2-й огневой взвод получил в качестве цели участок возможного отхода боевиков, после того как последние закончат обстрел. Эта огневая ловушка сработала лишь через неделю. На этот раз обстрел начался ночью, поскольку боевики надеялись на падение нашей бдительности в период перемирия. Как только начался повторный обстрел наших позиций, с интервалом в 1 минуту ударили залпом сначала 1-й. а затем и 2-й огневой взвод. Вскоре выяснилось, что боевики действительно стали отходить после нашего первого ответного залпа, поскольку весь участок их эвакуации был усеян брошенными окровавленными бинтами. Что касается пушки, то в результате обстрела она была повреждена и брошена боевиками.

После этого случая артиллерийские обстрелы позиций 324-го полка временно прекратились. Очередная попытка была предпринята боевиками только в конце марта 1995 г., когда они развернули установку Град на расстоянии примерно 10 км от позиций полка (дальность стрельбы пусковой реактивной установки Град составляет 21 км). Но на этот раз она была уничтожена звеном вертолетов, вызванных с военного аэродрома в Ханкале, расположенного в пригороде г. Грозный.

Бессмысленность ведения боевых действий в Чеченской республике доказывалась поведением командования федеральной группировкой. 13 марта 324-й полк начал наступление на позиции боевиков в районе поселков Чечен-Аул и Старые Атаги. Цель наступления – захват переправы через реку Аргун. В результате 8-часового боя боевики были оттеснены к реке, а их опорный пункт в районе мелочно-товарной фермы был практически уничтожен. Но в результате рассогласования действий 1-го и 3-го батальонов, между ними получился разрыв примерно в 800 м. Его можно было перекрыть, использовав комендантскую роту, охранявшую штаб полка. Но вместо этого было принято решение отвести подразделения на исходные позиции.

15 марта началось повторное наступление на позиции боевиков, которые использовали два дня для того, чтобы восстановить разрушенный опорный пункт, вплоть до того, что забетонировали окопы на берегу реки Аргун. Особенность их оборудования заключалась в том, что окопы были расположены на крутых скатах берега реки и снабжены эвакуационными проходами к реке. При попадании снарядов и мин осколки рассеивались и уходили выше позиций боевиков, в результате чего огневая подготовка, предшествовавшая наступлению мотострелков нашего полка, оказалась безрезультатной.

Следует отметить, что боевики не ждали выдвижения наших подразделений, а предупреждали их развертывание в боевой порядок еще на подходе к своим позициям. Их излюбленным приемом было вклинивание между ротами и открытие огня сначала по одной, а затем по другой роте. Пока роты разворачивались и пытались нанести ответный удар, группа боевиков, скрываясь в зарослях кустарников и в руслах арыков, отошла к основным позициям, а между нашими подразделениями тем временем разыгрался настоящий бой, который прекратил только командир 3-го батальона подполковник М.В.Мишин, наблюдавший разворачивание подразделений.

Наступление, развернувшееся в юго-восточных районах Чечни 24 марта 1995 г., было проведено при массированном использовании авиации и артиллерии. Танки применялись в качестве подвижных артиллерийских установок, сопровождая огнем наступавшие впереди боевые порядки мотострелков. Классическое сочетание различных родов войск при численном и техническом превосходстве обеспечило стремительный прорыв позиций дудаевцев, в результате которого федеральные части с минимальными потерями заняли почти все равнинные районы республики и вышли к предгорьям Большого Кавказа. Но вместо того чтобы преследовать отходящего противника и нанести ему окончательное поражение, войска вновь остановились, поскольку вновь было объявлено очередное перемирие, что способствовало более организованному отходу боевиков в высокогорные районы.

В течение всего апреля 1995 г. 324-й полк активных боевых действий не предпринимал. Тем не менее, в среднем за сутки, в результате действий чеченских снайперов 1-2 человека в полку получали ранения либо погибали. Для борьбы со снайперами была выделена дежурная боевая группа в составе мотострелкового взвода на БМП-1, которая периодически прочесывала местность вокруг расположения полка. Эта мера не могла предупредить действия противника, поскольку собственных специально обученных снайперов в полку не было, а группа спецназа из Кяхты, приданная полку в феврале 1995 г., в середине апреля была отозвана. Таким образом, борьба со снайперами противника превращалась в попытку убить комара обухом топора.

Положительным последствием перемирия являлось то, что солдаты получили возможность отдохнуть после изматывающих ночных боев с боевиками, которые продолжались в течение почти двух месяцев, с конца января по конец марта 1995 г. Отрицательным было то, что резко упала дисциплина, участились случаи самовольного оставления позиций, которые при излишнем любопытстве солдат приводили к их гибели на своих или чеченских растяжках либо в результате действий мирных жителей.

В начале апреля в полк прибыло пополнение – примерно 200 человек, которое было распределено в основном между 1-м и 3-м мотострелковыми батальонами. Поражал тот факт, что вновь прибывшие бойцы практически не имели навыков обращения с автоматом, не говоря уже про гранатомет РПГ-7, пулемет ПК или ручные гранаты. При этом обучение в батальонах было организовано по-разному. В 1 -м батальоне бойцы из пополнения сразу влились в состав подразделений, а в 3-м они были сформированы в три учебных взвода, командирами которых были поставлены молодые офицеры, с целью закрепления практических навыков управления подразделением, полученных в ходе недавних боев. Примечательно, что двое из них были пиджаки. Ни в 1-м, ни в 3-м батальонах не обошлось без потерь среди пополнения, еще до начала их участия в боевых действиях. В 1-м батальоне в первую же ночь после прибытия двое солдат совершили самострел (из автомата прострелили себе мягкие ткани ног). В пополнении 3-го батальона спустя две недели повесился молодой солдат, баптист по своим религиозным убеждениям.

Примечателен тот факт, что повесившийся солдат был определен в 1-й учебный взвод, которым командовал молодой кадровый лейтенант, недавно закончивший Челябинское танковое училище. Стиль его командования заключался в унижении бойцов, в привитии им беспрекословного подчинения. Нередким явлением было рукоприкладство, мат перед строем, бессмысленные отжимания от земли, – и все это на глазах бойцов других учебных взводов. Не удивительно, что именно в его подразделении произошло данное чрезвычайное происшествие.

При проведении полевых занятий с молодым пополнением я отмечал, что бойцы с удовольствием выполняют упражнение по стрельбе из автомата и гранатомета, мечут гранаты. Значительно меньше энтузиазма они проявляли при рытье и оборудовании окопов и проведении тактических упражнений. Во избежание несчастного случая оружие первоначально им не выдавалось. Оно было только у командира взвода, который стрельбой из автомата приучал бойцов к боевой обстановке во время полевых тактических упражнений. Особое впечатление осталось от обкатки танками и БМП. Посреди колеи в поле бойцы вырыли окопы для стрельбы лежа и находились в них в то время, когда над ними на небольшой скорости проезжал сначала танк, а затем БМП (у последней посадка значительно ниже, что делало положение бойца в окопе весьма некомфортабельным).

Но самым большим откровением для меня стало то, что когда прибыл мой сменщик – лейтенант Миша Щанкин, он тоже не умел обращаться с автоматом, хотя незадолго до призыва закончил курс обучения на военной кафедре Ижевского сельскохозяйственного института. Возникает вопрос: почему кадровые лейтенанты ломают себе руки, чтобы не ехать в Чечню, увольняются из армии, доводят бойцов до самоубийства, хотя именно они являются профессионалами в военном деле. По моему мнению, необходимо радикально менять принципы и методы воспитательной работы в военных училищах, которые не выполняют своего предназначения. Надежды на пиджаков призрачны. Многое зависит отличной мотивации лейтенанта запаса, поступившего на военную службу.

Возвращение домой происходило, как в низкопробном советском боевике про афганцев. Все началось с того, что командировочное предписание мне пришлось получать буквально у машины, которая отправлялась в г. Грозный. Без него пришлось бы оправдываться об отсутствии в своей части, а затем доказывать факт участия в боевых действиях. Затем последовало продолжение в виде следования машины через половину Чечни, причем, в нарушение всяческих инструкций и неписаных правил, отработанных еще в Афганистане, машина

Источник: http://chechnya.genstab.ru/